Святары XX стагоддзя. Кс. Юзэф Інгелевіч

Як успомніць пра чалавека, якога ты ніколі не бачыў? Можна заглыбіцца ў ягоныя архівы, каб ён сам расказаў пра сябе сваімі запісамі, лістамі, малюнкамі. Альбо прачытаць ці паслухаць успаміны ягоных сяброў і ворагаў, калі яны захацелі нешта расказаць.

Але ёсць і яшчэ адзін – самы надзейны спосаб – паглядзець на тых, хто жыў з ім побач. Убачыўшы адбітак ягонай асобы ў душах гэтых людзей, можна пазнаць, кім ён быў.

Я ведаю ксяндза Юзэфа Інгелевіча не толькі таму, што ягоны вялікі фотаздымак вісіць на сцяне бацькоўскай хаты, не толькі з аповедаў пра яго (дарэчы, вельмі сціплых). Я бачу, як ён паўплываў на маіх блізкіх людзей.



– Вось гэта быў сапраўдны ксёндз, – заўсёды скажа мама, – але ніхто не дазнаецца ўсёй праўды, што ён за сваё жыццё перанёс. Калі б хто пісаў пра яго, я магла б столькі расказаць...

Калі яны прыехалі ў Астравец, каб тата мог працаваць арганістам, пачыналіся 60-тыя. Адчыненых касцёлаў было няшмат. Нават выпушчаныя пад падпіску аб "неразглашэніі" з турмаў і лагераў ксяндзы не заўсёды атрымлівалі дазвол на працу.

– Як яны да яго чапіліся! – усклікае мама. Горш за ўсё – за дзяцей у касцёле. Зноў і зноў – чарговы выклік у знаёмыя кабінеты... Што адчуваў  чалавек, які правёў 10 год у Карлагу, калі атрымліваў новае "запрашэнне" на размову? Ведаў, што ідзе да людзей, якіх нічога не стрымлівае выканаць свае пагрозы і забраць дазвол на працу (і адбіралі!) ці адправіць яго ў турму, зачыніць касцёл. Больш, чым свой лёс, ксяндза Юзэфа непакоіў лёс парафіі, лёс людзей, за якіх ён адчуваў адказнасць. 

Вядома, на што разлічвала ўлада: старыя хай ужо сабе дажывуць па звычцы, а дзяцей мы не пусцім, выхаваем па-свойму. А ўжо дзеці гэтых дзяцей не знойдуць у касцёл дарогу. Таму за дзяцей і моладзь даставалі ўсіх: і малых, і іх бацькоў, і святара, які не пераставаў нагадваць бацькам выхоўваць дзяцей у веры, даводзіць да першай Камуніі.

Як ён, напэўна, замінаў "будаваць лепшую будучыню", незразумела і ўпарта баронячы хрысціянскую веру і права католікаў на яе вызнаванне... Праз 2 дзесяцігоддзі ўсе зразумеюць, што будаванне было руйнаваннем, назавуць гэта "памылкамі", многія партработнікі прыйдуць у касцёл, але тады – што давала ў тыя часы веруючым людзям надзею, мужнасць, сілы заставацца вернымі касцёлу? Не ў апошнюю чаргу – прыклад саміх святароў, якія аддавалі жыццё службе Богу і людзям.

Для маладых маіх таты і мамы ксендз Юзэф стаў не толькі прыкладам веры і чалавечай годнасці, але настаўнікам і  бацькам, які апякаваўся імі, дапамагаў знайсці кватэры, даваў парады і суцяшаў. Ведаючы іх ўбогасць, дадаў сваіх тры тысячы рублёў, каб змаглі купіць сабе хату. Не ашаляваную нават, без прыбудоў, але затое новую. 

Калі яны толькі прыехалі і нікога не ведалі ў Астраўцы, ён часта запрашаў іх да сябе вечарамі, калі збіраліся толькі самыя блізкія. Нягледзячы на падпіску, расказваў ім пра лагер, пра будаўніцтва Беламорканалу, у якім прымаў удзел. Гэта зараз мы прачыталі Салжаніцына, мы прынялі тыя падзеі як гістарычны факт. Але можна ўявіць, як гучалі словы былога лагерніка сярод шчаслівага савецкага жыцця. На тых вечарах "ён навучыў нас веры", як гаворыць мама. Асновы хрысціянства, сэнс і значэнне Літургіі, тлумачэнне Бібліі, чытанне ўслых... Ён даваў ім кнігі на польскай, на рускай мове, як хто мог лепш чытаць, маме, напрыклад, – раманы Г.Сенкевіча і Э.Ажэшкі.  

Быў вельмі пунктуальным, асабліва што датычылася выхаду на святую імшу. І вельмі патрабавальным да міністрантаў пры алтары, да спеваў падчас імшы, да ўпрыгожвання касцёла, да удзельнікаў і ўдзельніц працэсіі па касцеле. Вядома, як і да сябе.

Побач і ім пражылі яны ў Астраўцы 13 гадоў. У ксяндза Інгелевіча было хворае сэрца. Ён, як мог, стараўся пратрываць даўжэй. Так, кожны дзень стараўся хадзіць да вёскі Кумпяны і назад. Гэта каля трох кіламетраў у абодва бакі.
Прадчуваючы сваю смерць, вельмі перажываў, што парафія застаецца без ксяндза.
Сапраўды, як ён памёр, наступіў трывожны і сумны час. Людзі збіраліся ў нядзелю ў пустым касцеле, выносілі арнат і маліліся аб новым святары. Чакаць ім прыйшлося 4 месяцы. І кожную ноч у сне мая мама расказвала ўсе падзеі ксяндзу Юзэфу. Яна сніла, што ён сядзіць у белай альбе ў фатэлі, а яна ходзіць перад ім і пераказвае змест лістоў, што парафіяне напісалі ў розныя ўстановы, усе размовы, жалі і спадзяванні. Як даведаліся пра кс.Алёйзага Тамковіча, як ездзілі і прасілі яго згадзіцца на працу ў Астраўцы, як пачаліся паездкі па дзяржаўных установах, каб далі дазвол. Апошні сон быў справаздачай аб прыездзе новага ксяндза. "Добра. Цяпер я іду лячыць людзей," – сказаў ксендз Юзэф, устаў і пайшоў у яркае святло. Больш ніколі не сніўся.

А любоў, вера і сумленнасць, з якімі прайшоў праз сваё жыццё ксендз Юзэф, засталіся на гэтай зямлі на многія пакаленні.

Засталіся і тры падарункі. Ад людзей, якія вас любяць, амаль заўсёды застаюцца падарункі, праўда? Вялікі абраз Маці Божай вісіць на сцяне ў бацькоў, а крыж і маленькі кашалёк мама перадала нам у Мінск. 

 

Змяшчаю тут і артыкул з "Новага слова". Думаю, вывучэнне архіва кс. Юзэфа можа расказаць намнога больш, чым прыведзеныя цытаты.



О чем рассказал архив ксендза Иосифа Ингелевича
16.07.2011.

В распоряжение редакции «НС» попал архив католического священника – бывшего Миорского декана Иосифа Ингелевича. Он родился в 1897 году. Окончил духовную семинарию и университет Стефана Батория в Вильно. Там же в 1927 году был рукоположен. В 1937-м направлен в Новый Погост Миорского района, где оставался во время фашистской оккупации.

В начале июля 1949 года Иосиф Ингелевич был арестован и в сентябре приговорен к 10 годам сталинских лагерей. Отправлен в Карлаг (Карагандинский исправительно-трудовой лагерь – один из крупнейших в 1930-1959 годах, подчинявшийся ГУЛАГу НКВД СССР), откуда в 1950-е годы (по разным источникам в 1954 или 1956) освобожден. После служил в Островце Гродненской области, где и умер 30 августа 1973 года. Реабилитирован посмертно 8 апреля 1994 года Верховным Судом Республики Беларусь.

Чудом сохранившиеся бумаги датированы 1941-1944 годами. Отзвуки военного лихолетья и сейчас доносятся с них.

Вот ксендз Иосиф Ингелевич пишет «архиепископу-митрополиту в Вильно отчет за 1941 год о состоянии Миорского деканата». (Приводим текст с небольшими сокращениями).

«Год военной смуты поставил перед приходским духовенством задачи: быть на посту, самоотверженно выполнять свои обязанности и защищать права костела. Духовенство деканата полностью справилось с ними: божью службу несли все священники, божье слово проповедовалось во всех костелах, колокола не умолкали, гражданские браки были редкостью, а участие верующих в богослужениях и их усердие приводили в изумление безбожников.
Все приходские священники навещали своих прихожан, укрепляя их дух и не позволяя неприятностям засевать плевел в божьей пшенице. И верующие оценили своих пастырей и убедились, что католический священник – это не наемник.

Подготовка детей к святому причастию была проведена во всех костелах, несмотря на военные действия и хаос.
Во всех приходах ежемесячно или реже, исходя из возможностей, организовывались также дни детей, когда для них проводилось богослужение, обучение, преподавание Закона Божьего и исповедь. Инициатором этих дней и усердным пропагандистом был покойный о. Э. Кулеша.

Военные действия оголили наши ряды. В ночь с 22 на 23 июня большевики арестовали и вывезли ксендза Ст. Элиаша из Идолты и ксендза-декана Фр. Куксевича из Миор, о судьбе которых до сих пор нет точных известий. 30 июня был арестован и вывезен за Двину и там на 8-м километре замучен большевиками отец Э. Кулеша, настоятель монастыря мариан в Друе. Утром 25 июня во время отступления большевиков умер В. Габшевич, германовичский приходской ксендз. Таким образом наши ряды уменьшились на четыре бойца».

Здесь сделаем небольшую паузу для пояснения. Сложность положения костела в Беларуси в годы Великой Отечественной войны определялась также политикой гитлеровских властей, которая основывалась на постулатах национал-социализма и была продолжением религиозной и национальной политики Третьего рейха. Разыгрывание религиозной карты оккупантами имело целью, с одной стороны, подчинить религию интересам немецкого государства, а с другой – ликвидировать католический костел и духовенство как носителей «польского шовинизма». Аресты ксендзов продолжились. Читаем дальше.

«3 декабря во время пребывания в Браславе был арестован немцами кс. Вл. Мацковяк, приходской священник в Иказни. На следующий день в его квартире был проведен обыск. В этот же день по пути в Браслав был арестован викарий, который ехал его защищать. Оба сидят в браславской тюрьме, ведется следствие, никого к ним не пускают. Их обвиняют в негативном отношении к властям и организации подпольной школы. А суть в том, что они преподавали Закон Божий…».

Среди бумаг Иосифа Ингелевича, написанных большей частью на латыни (относящаяся непосредственно к делам костела переписка с Вильно) и польском языке, находим также список духовенства Миорского деканата на 30 марта 1943 года, подготовленный по распоряжению гебитскомиссариата в Глубоком. Из него узнаём, что в костелах деканата в то время служили 15 ксендзов, самому пожилому – Юзефу Соколовскому (Миоры) – было 69 лет, самому молодому – Стефану Квятковскому (Иоды) – 31 год. Как минимум трое кроме духовного имели университетское образование. По национальности – поляки и двое – литвины.

Есть несколько писем, адресованных декану прихожанами. Одно (написанное в мае 1942 года) даже с 64 подписями. В нем жители хутора Столица Германовичского прихода просят не переводить на другое место ксендза Станислава Гурского. «Благодаря его стараниям в 1941 году в Германовичах начал строиться «народный дом», – приводят они аргументы. – Ксендз Станислав не щадил себя, по пояс бродил в реке Дисна, вытаскивал строительный материал (Почему стройматериалы оказались в воде, в письме не указывается. – Т. Г.) и нас просил о помощи. Он ободрал пальцы на руках, порвал одежду и обувь, но никто не слышал от него хоть слово жалобы. Без колебаний приехал ксендз Станислав в Германовичи во время коммунистического правления и безверия, когда только за одно слово грозила мученическая смерть. А он стоял на своем месте и проповедовал слово Христово. Поэтому директор школы, коммунист, хотел застрелить ксендза Станислава, но женщины этого не допустили». Надо сказать, что столь лестные оценки Станиславу Гурскому были даны в противовес вновь назначенному ксендзу, с которым у местных жителей не заладились отношения из-за его несдержанности на язык. Вплоть до того, что прихожане в письме к декану позволили себе шантаж: «Просим решить этот вопрос как можно быстрее, ибо мы выдадим его (нового ксендза) немецким властям за публичное оскорбление нас». Судя по упомянутому ранее списку духовенства деканата, Иосифу Ингелевичу удалось погасить конфликт, и новый ксендз все-таки остался работать в Германовичах.

Сохранились в архиве и обращения приходских ксендзов, в которых они передавали просьбы желающих обвенчаться прихожан об освобождении от обязательных в таком случае объявлений о помолвке с амвона. И ксендзу-декану всякий раз при принятии решения нужно было взвесить все «за» и «против». Как правило, дело решалось в пользу будущих молодоженов. Но не всегда. Например, Иосифу Олехновичу, 29 лет, проживавшему в Радюках, и Брониславе Селюк, 18 лет, проживавшей в деревне Ручай, которые в январе 1942 года хотели «заключить брачный союз, но без объявлений, поскольку семья невесты не согласна на этот брак», т. е. обвенчаться тайно, в просьбе было отказано. Все же к мнению родителей в таком серьезном деле, как замужество, прислушиваться надо.

После освобождения от немецко-фашистских оккупантов пришло время считать потери. В «письме приходского ксендза в Иказни преосвященному ксендзу-декану в Новом Погосте от 10.10.1944 № 198» читаем:

«В начале 1943 г. оккупационные власти в Перебродье забрали из приходского костела два маленьких костельных колокола и один большой колокол. В июне 1944 г. немецкие войска забрали колокол весом около 500 фунтов, который был собственностью костела.
6 июля 1944 г. немецкие войска сожгли: дом приходского священника, амбар, свинарник, коровник, приходской дом и приходскую библиотеку. Немецкие фронтовые войска забрали приходскую лошадь вместе с упряжью. В костеле в Иказни в ходе боев разбито 40 окон.
В Иказненском приходе сожжено 170 домов, принадлежавших католикам, вместе с хозяйственными постройками. В том числе 100 домов в октябре 1943 г. – немецкими войсками, 60 домов в июле 1944 г. – немецкими фронтовыми войсками.
Немецкие власти расстреляли двух ксендзов, немецкая полиция – 7 человек, немецкие войска – 3 человек. Всего в приходе убито 17 человек. На восток (советскими властями) вывезено 38 семей, на запад (немецкими властями) – 60 семей.
Немецкие фронтовые войска сожгли местечко Иказнь вместе с домом приходского священника и приходскими зданиями и местечко Перебродье».

Автор благодарит за помощь в подготовке материала корреспондента газеты «Астравецкая праўда» (Гродненская область) Анну Чакур и сотрудника ВГУ им. П. Машерова Федора Шкирандо.

Татьяна Горнова, «НС».

Згадваецца кс. Юзэф Інгелевіч і ў працы Ларысы Міхайлік (Гродна) "Каталіцкі касцёл Беларусі, яго вернікі і святары ў перыяд нямецкай акупацыі (1941–1944 гг.)". Па спасылцы адчыніцца файл pdf, матэрыял на старонцы нумар 118.